Два поцелуя Иуды. Книга вторая. За что ты казнишь меня? - Аким Астров

– Чем ты там занят? – с усмешкой спросил митрополит. – Не работа, а синекура.

– Какая синекура? У нас в комитете сейчас куча законопроектов. Пахать и пахать.

– Да брось ты! – махнул рукой митрополит. – Знаю, как вы там в Думе пашете в поте лица своего. Только от ваших дел что-то проку маловато.

«Можно подумать, что от ваших дел проку много», – хотел сказать Фомин, но сдержался. Ссориться с митрополитом сейчас точно не стоило.

– Зато ты, наверное, пашешь без устали. Я уж и забыл, когда ты уделял время для старого приятеля, – сказал он.

Священник вопросительно посмотрел на хозяина дома – такого уязвленного тона он не слышал от него за всё время знакомства. А знакомство их состоялось, когда высокие должности виделись им только в мечтах.

– Ты, я вижу, обиделся на меня, – сказал он, укоризненно покачав головой. – Зря.

– Да я понимаю, – ответил Фомин с усмешкой. – Ты же теперь такая важная персона. Я даже удивился, что ты обо мне вспомнил. С чего это вдруг?

– А ты не понял, о чем я тебя спросил по телефону? – с хитринкой в глазах спросил митрополит.

– Честно говоря, не совсем. Что тебя конкретно интересует?

– Да брось ты, Артем! Не темни.

– Не понимаю, – произнес Фомин с максимальной искренностью, на которую был сейчас способен.

Митрополит громко поцокал языком.

– Всё ты понимаешь.

– Даже, если и так, то твой интерес мне не понятен. Тем более, я не говорил тогда ни о чем конкретном.

– Так может, пришла пора поговорить о конкретном?

Вчерашний поздний звонок митрополита застал Фомина врасплох и очень испугал, подтвердив самые худшие предположения. Всё взвесив, он пришел к выводу, что старый приятель едет к нему не по своей инициативе. И он догадывался, по чьей просьбе священник вдруг захотел с ним пообщаться.

– И все-таки, мне бы хотелось знать о причине, побудившей тебя мне позвонить? – спросил он.

– Простое любопытство, – ответил митрополит.

– Не гони, Миша!

– Не мог бы ты без вульгаризма, – недовольно поморщился митрополит. – Я просто вдруг вспомнил, как ты обмолвился о так называемом «Боярском досье». Вот и подумал, что эту тему нам стоит обсудить.

Фомин сделал вид, что принял объяснение священника.

– Я не говорил, что видел это досье, а только о том, что оно существует, – сказал он. – Что же тут обсуждать?

– Не видел, говоришь, – произнес с усмешкой митрополит. – В отличие от тебя я был в тот вечер абсолютно трезв и помню твои слова о том, что ты видел документы оттуда. Правда, какие именно не упомянул.

– А ты не спросил?

– Не удалось. Уж очень ты тогда заспешил.

Фомин понял, что дальнейшая пикировка будет просто потерей времени, а тупое отрицание известных фактов привело бы только в тупик. И он решил сыграть один из заготовленных вариантов.

– Об этом досье я сначала только слышал, но потом ко мне попала парочка крайне интересных листочков, о которых я тогда и говорил. Я не уверен, что они из этого досье, но вполне возможно, что и оттуда. Сейчас покажу. – Оставив гостя наслаждаться ликером, Фомин поднялся на второй этаж и скоро вернулся с пластиковой папкой, из которой извлек два листка. Протянув их священнику, сказал: – Это всё, что у меня есть. Как ни странно, это касается тебя.

– Меня? – неподдельно удивился священник. Ему не понадобилось много времени, чтобы оценить то, что держал в руках. И эти два листочка чуть не обожгли ему пальцы. – Это что такое? – спросил он, старательно скрывая волнение. От обычной напевности его речи не осталось и следа.

– А ты сам не видишь? – ответил Фомин вопросом на вопрос.

– Так здесь же всё замазано, – сказал священник, глядя на жирные черные полоски, закрывающие цифры. Он был ошарашен, и ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Митрополит знал, что на каждого человека из властной российской элиты существует подробное досье, но он никак не ожидал, что информация о нем самом окажется такой подробной.

Наконец он поднял глаза на собеседника и спросил с напускным безразличием.

– Если ты не имел доступа ко всему досье, то каким же образом к тебе попало это?

– Притекло.

– Притекло, говоришь… От кого?

– Мне это не известно.

Священник смерил Фомина насмешливым взглядом. Неужели этот жук допускает, что он может в это поверить?

– Неизвестно? Не смеши меня, Артем.

– Чем это я тебя так насмешил?

– Враньем своим.

– С чего ты взял, что я тебя обманываю?

– Ты на меня своим кадыком не играй, генерал, – жестко произнес митрополит. – Я твое вранье всегда за версту чую. – Он перевел взгляд на папку, лежащую на столе. – Я вижу, у тебя в этой папочке еще кое-что есть.

– Это из другой оперы, – ответил Фомин.

– Ну, хорошо. Из другой, так из другой. – Священник положил листочки на столик. – Маркером ты цифры замазал или так было?

– Так было.

«Опять врешь!» – чуть не вырвалось у священника. Эти копии были сделаны на ксероксе, и уже после этого замазаны черным маркером. Он не сомневался, что это сделал сам Фомин.

Многие догадывались, что состоянию митрополита могли позавидовать даже крупные бизнесмены. Но это всё были предположения, так как его имя не фигурировало ни в одной сделке. Он не подписывал ни одного финансового документа, кроме тех, которые обязан подписывать по должности, а все счета в зарубежных банках были номерными или принадлежали офшорным компаниям. Эту науку хорошо освоили российские чиновники, а он не уступал в сообразительности большинству из них. Теперь же выяснялось, что все финансовые схемы, в надежности которых его уверяли, не являются никакой тайной, и эта информация гуляет по рукам. Два этих листочка с перечислением всего его имущества и, что самое главное, банковских счетов, могли стать неоценимым подарком для его врагов, которых у него всегда было в избытке.

– Мне самому хотелось бы спрятанные циферки увидеть. Наверное, там много интересного, – с нескрываемым ехидством сказал Фомин. – В любом случае, это неоценимый подарок для твоего лучшего друга.

Когда он впервые увидел эти цифры, то пришел в бешенство. Фомин и не предполагал, что митрополит все время потчевал его крохами с барского стола. Первым порывом было позвонить этому павлину и сказать всё, что о нем думает, но, успокоившись, он решил, что такие козыри намного полезнее иметь на руках, чем на карточном столе, и следует дождаться наиболее удачного момента для их предъявления. Жаль только, что этот момент так и не наступил.

Митрополит ехидство заметил, но виду не подал. Его вражда с митрополитом Филиппом ни для кого не была секретом. Тот всячески демонстрировал свою неприязнь, но больно укусить еще ни разу не сумел. У прежнего патриарха Филипп пользовался особой любовью, но даже тогда был не в состоянии создать проблемы для Савелия. А уж при нынешнем патриархе, когда влияние Филиппа и его сторонников совсем ослабло, Савелий стал ему вовсе не по зубам. Максимальный укус, который эта братия позволяла себе, так это навязчиво пенять Савелию, что тот редко навещает свою епархию. А что будет, если у них в руках окажутся эти документы?

– Надеюсь, что этого не произойдет, – подумал он вслух.

По лицу Фомина скользнула понимающая улыбка и тут же пропала.

– На меня можешь рассчитывать, а что касается других источников, гарантировать не могу. Но я не удивлюсь, если на твоего закадычного друга тоже нечто подобное существует.

Взгляд священника буквально прошил Фомина.

– Не удивишься или точно знаешь?

Фомин понял, что слегка заигрался.

– На этот счет я могу только предполагать, – ответил он. – Ты же не думаешь, что твоя персона представляет бóльший интерес, чем твой заклятый друг? Он в митрополитах, сколько я себя помню, а ты всего-то ничего.

– Да кому он нужен этот праведник! – бросил митрополит. – Он беднее церковных мышей.

– Он у вас один такой бессребреник или еще кто есть?

В другое время митрополит не оставил бы новую дозу ехидства без ответа, но сейчас его мысли были сосредоточены на этих двух листочках.

– Тебе известно, что это такое? – он постучал пальцем по цифрам, отпечатанным в самом низу страниц.

– А чего тут непонятного? 139-А и 139-Б это порядковые номера. Вероятно это твой номер.

– Что значит мой номер?

– Это значит, что твоя персона удостоилась всего лишь номера сто тридцать девять. Надеюсь, тебя это не обижает? – продолжил ерничать Фомин.

Конец ознакомительного фрагмента.